Победители литературного конкурса "Боль" – Sandermoen Publishing – книжное издательство в Швейцарии
EnglishRussian

Победители литературного конкурса "Боль"

Дорогие друзья! Публикуем результаты международного литературного конкурса текстов на тему "Боль". Эта тема была выбрана нами неслучайно, а именно в связи с годовщиной вторжения Российских войск в Украину. Мы категорически против этой войны и считаем политику РФ жестокой и несправедливой. Тексты конкурса – о человеческой боли в разных ее проявлениях – о боли от одиночества, разлуки, потери близкого человека и т. п. Они также о преодолении этой боли и надежде на лучшее.

Победителем конкурса путем открытого голосования был выбран текст "Четыре года назад я перестала любить весну" Натальи Скляровой. Приз нашего издательства: две бумажные книги на выбор из книжного магазина издательства в Швейцарии почтовой доставкой в любую страну миру (где работает почта).

Победитель конкурса, Наталья Склярова, выбрала 2 книги: "Секта в доме моей бабушки" (русская версия) Анны Сандермоен и "Что скрывает незнакомец" Юлии Безбородовой. Поздравляем Наталью Склярову с победой и призом!

Публикуем текст победителя в авторской редакции:

Четыре года назад я перестала любить весну

Свет в начале дня,
В начале жизни, — изволь.
Боль танцует польку
На дне меня. *

*Здесь и далее в тексте использованы слова песни Павла Кашина «Жизнь».

Четыре года назад я перестала любить весну. Четыре года подряд я жду ее приближения с ужасом и болью.

Четыре года назад мой папа последний раз помахал мне рукой. Он стоял у окна и смотрел, как я сажусь в машину, разворачиваюсь. Я помахала ему в ответ и уехала. А когда вернулась вечером домой, папу без сознания, в кислородной маске и всего окутанного проводами, несли на носилках вниз по лестнице.

С тех пор я не фотографирую цветущие вишни. Мне невыносимы их бело-розовые облака, которые сначала пару недель шелестят на ветру, потом постепенно осыпаются, мягким невесомым ковром застилая землю. Это было мое любимое время года. Я всегда старалась его зафиксировать, поймать на фото. И послать родителям. Непременно на оба телефона: и маме, и папе. Хотя, конечно, они могли посмотреть вместе или переслать друг другу. Но почему-то мне было очень важно передать каждому лично. Я как будто упаковывала мимолетное впечатление в красивую коробочку, перевязывала ленточкой и отправляла.

Отправляя такие подарочки, я всегда представляла, как потом родители ко мне приедут и мы посмотрим все это вместе, уже живьем. Я запоминала и коллекционировала все уголки, куда хотела их свозить. Но времени, когда они приезжали, было всегда недостаточно. Я водила их в пабы и кафе, в парки и усадьбы, возила к зимнему и летнему морю, тащила в английскую глубинку – смотреть на полуразвалившиеся замки и церкви, заставляла ходить по скалам, карабкаться на холмы. Почему-то мне было очень важно показывать все это им, впитывать их изумление и восторг. Как будто это мои личные владения. И как будто это не они мои родители, а я, такая большая, открываю им - маленьким - этот мир. И сколько бы мы ни ездили, мне всё было мало. Казалось, я всё ещё недостаточно им показала, надо еще, еще.

Так прошло десять, двенадцать лет. Постепенно я стала замечать, что родители уже не могут много ходить. Но вместо сострадания чувствовала разочарование, досаду и в конечном счете раздражение. На них – ради кого это все затевалось. Мои родители старились, а я никак не могла принять этот факт. Мне было страшно. Чтобы не смотреть внутрь себя, в свой страх, я смотрела наружу. По-прежнему тащила их в музеи, на выставки, в парки, ну хотя бы в кафе. Я оказалась совершенно не готова к неизбежному. Да и можно ли подготовиться?

Сколько раз потом я рефлекторно вскидывала руки, чтобы сделать кадр получше, и сколько раз безнадежно их опускала. Сколько раз в наших поездках с мужем и детьми у меня в голове привычно щелкало, что надо сюда привезти родителей. И тут же все обрывалось внутри. Когда теряешь близкого человека, остается дыра – нет, не «дыра в душе», а буквально дыра посередине тела. Раньше там был какой-то орган, а теперь его нет.

Зимой или осенью гораздо легче смириться с потерей. Когда весь мир плачет, вянет и умирает, ты умираешь вместе с ним. Это естественно и понятно. А весной… Как несправедливо, что одним жить, а другим умирать.

Хуже всего в смерти – что это навсегда. Время ничего не лечит, и ты знаешь, что никогда уже не будет так, как прежде. 

Как я скучаю, папочка. Как же я скучаю.

***

В какой-то момент эта боль стала настолько постоянной, что мой организм – видимо, в попытках к ней адаптироваться - выдал новую реакцию. Мы поехали в Go Ape, на лазалки. И вот там, на десятиметровой высоте, крепко держа за руку младшую дочь, которой маршрут оказался явно слишком сложен, помогая ей на бревнах, шатких дощечках и сетках, я вдруг неожиданно почувствовала, что папа стоит внизу, заложив руки за спину, и смотрит на нас. Сейчас мы тоже на него посмотрим, а он нас сфотографирует. Мы помашем ему рукой, спустимся и будем рассказывать, как там, наверху.

***

Я всегда привычно считала себя христианкой, хотя мне сложно было принять существование рая и ада. Глупость какая-то, ну в самом деле. Скорее уж я верила в вечное перерождение. Но когда мы сидели и ждали заключения врача в госпитале – самые долгие и мучительные часы моей жизни – оказалось, что я и в перерождение не верю. Мама просила молиться, и я честно пыталась читать «Отче наш», а сама никак не могла отделаться от картинки на внутреннем экране своей черепной коробки. Там, в темноте, сидели три старых женщины в черном, с клубками ниток. Они молча тянули нити сморщенными пальцами, медленно и равнодушно. И вот одна из них взяла ножницы, неспеша поднесла к одной из нитей и так же безразлично ее перерезала.

Ожидание было невыносимым. Я терла лоб и кожу головы под волосами, пытаясь избавиться от этого видения. Ходила по маленькой комнате взад-вперед, сжимала пальцы, вдавливала в них ногти, но не чувствовала ничего, кроме темной пропасти, которая вдруг распахнулась внутри и заполнила мой живот. Мне хотелось вернуть ощущение своего тела, но его не было. Только черная пропасть и черные женщины с нитями жизни.

Пришла врач, повела нас в комнату с монитором. Я уже знала, что она сейчас скажет.

Брысь, я ладно сшит,
Я лишь увидел смысл жить,
Быть — тупая прыть
В ногах души.

***

Я часто теперь чувствую папино присутствие. Мой папа где-то там – вверху, внизу, везде сразу. Мой папа растворился в весеннем воздухе, в лепестках вишен, на которые я теперь избегаю смотреть. Он часто едет со мной в машине. А уходя из дома, я привычно поднимаю взгляд на окно. Там никого нет. Но мысленно я машу папе рукой.

Верующим легче пережить потерю, а я так и не стала верующей. Для того, во что я верю (вернее, что чувствую) нет названия. Ни одна религия мне не подходит. В какой-то момент появилось четкое ощущение, что мы живем в нескольких мирах одновременно. Что существует бесконечное множество пространств и бесчисленное количество нас самих в разных вариантах. Это не смерть и перерождение, это одновременное. И где-то там, в другом мире, в это же самое время по той же дороге, что я иду сейчас, – идем мы вместе, я и мой папа. Мы смотрим на цветущие розовые деревья, и папа останавливается, чтобы их сфотографировать.

Жизнь почти что спета,
Но не допить, не допеть.
Гнать, бежать и видеть,
Дышать, терпеть.

 

Наталья СКЛЯРОВА

Иллюстрация shutterstock.com

Все тексты, присланные на конкурс, вы можете прочесть по ссылке. Всего их 26. На самом деле они все замечательные! Благодарим за участие всех. Боль должна быть услышана.


Напишите комментарий

Помните, что комментарии должны быть одобрены модератором перед тем, как будут опубликованы.